Неля Коржова: «Являются ли художники бурлаками?»

Ответ на этот вопрос ищут на Ширяевской биеннале

 Нет ничего более эфемерного и спорного в культурной жизни Самары, чем современное искусство. Люди в отношении к нему делятся на его создателей, лютых сторонников и беспощадных поносителей. Все три категории активизировались этим летом с началом спецпроекта международной Ширяевской биеннале современного искусства «Бурлаки: между Европой и Азией», который продлится до 20 сентября. «МК в Самаре» поговорил с одним из кураторов проекта – Нелей Коржовой о том, как опыт Репина пригождается художникам сегодня и в чем заключается идентичность самарского контемпорари-арта.

Ответ на этот вопрос ищут на Ширяевской биеннале
Открытие спецпроекта Ширяевской биеннале «Бурлаки: между Европой и Азией» на фабрике-кухне.

 Творчество по методу Репина

– Почему возникла необходимость проведения проекта «Бурлаки: между Европой и Азией»? Как он будет развиваться дальше?

– Это связано с юбилеем Ильи Ефимовича Репина, в этом году празднуется его 170-летие. Хотелось сделать проект, актуализирующий творчество художника в сегодняшнем международном контексте и в контексте современного искусства. Мы привлекли к работе авторов из разных стран, из Европы и Азии, чтобы они сделали новые проекты. Это их дар и вклад в местный художественный контекст, поскольку их работы создаются именно здесь и показываются впервые.

В фокусе нашего внимания находится прежде всего социальная значимость картины «Бурлаки на Волге», которая была создана в период критического реализма. Через полтора века мы опять переживаем неспокойные времена, когда вопросов больше, чем ответов.

Также в контексте творчества Репина нас интересует пленэр как метод вторжения в природу и социальную реальность, который художник использовал в момент работы над «Бурлаками на Волге» летом 1870 года в Ширяево.

Наконец, еще один важный аспект нашего проекта – самоидентификация художника с образами бурлаков. Это дает ответы на вопросы: «Кто такие бурлаки здесь и сейчас?», «Являются ли художники бурлаками?», «Почему мы сбиваемся в коллективы вокруг каких-то проектов, выставок и, как бурлаки корабль, «тянем» свою идею?»

Зрители любят ездить в Ширяево, интересуются историей репинских бурлаков, подлинностью произведения о них, но в музее не сохранились подлинные работы художника того времени.

В этом аспекте самое подлинное, связанное с ним и имеющееся в селе сегодня, – его коренные жители, потомки тех самых бурлаков. Поэтому мы посчитали важным посвятить часть работы им. Например, Константин Аджер интервьюировал сельчан, узнавал их мнение о картине, о Репине, о том, как они относятся к современному искусству. Ему было важно изучить их внутренний мир, понять, чем они живут сегодня. Итог этой работы зрителям будет представлен в форме видео «Вторжение» на выставке 5 сентября, которая откроется на фабрике-кухне.

– Интересный аспект проекта – возраст художника во время создания картины. Расскажите об этом.

– Репин ассоциируется у зрителей с академическим образом зрелого маэстро, хотя в момент создания «Бурлаков» ему было 26 лет. Мы пригласили в проект его художников-ровесников: например, 26-летнего самарца Дмитрия Кадынцева, который в сотрудничестве с Дашей Емельяновой пытается понять, кто такие бурлаки сегодня.

И сейчас художников, как и во времена Репина, обуревает желание внедриться в саму жизнь и посмотреть на нее открытым взглядом, не боясь того, что не все тебя сразу полюбят. Ведь вопрос правды не всегда сопрягается с социальной установкой на корректность. И Джордано Бруно не верили, когда он говорил, что Земля вертится. В этом, на мой взгляд, сущность художественных процессов: делать маленькие поступательные шаги, которые дают большие изменения и знания.

Искусство - в массы

– Судя по опыту открытия, можно говорить о том, что диалог современных авторов с репинской традицией состоялся…

– Думаю, да. Это актуально в эпоху тотального царства рынка. И хотя пластический язык передвижников никак не соединяется с новыми практиками, важно, что тогда зародилась идея противостояния. В этом смысле передвижники стали предтечей авангарда, времени революционного созидания, когда и был открыт новый художественный язык, новый взгляд на мир. А современное искусство – это его развитие.

– Одни площадки современного искусства, как галерея «XI комнат» или «Арт-Пропаганда», в Самаре закрылись, другие, как арт-студия на элеваторе, не заработали, третьи, как «Арт-Центр», работают постольку, поскольку с ними связаны определенные бизнес-интересы. Есть ли шансы у фабрики-кухни стать полноценным центром современного искусства, в котором, наконец, будет реализовывать свой потенциал самарское арт-сообщество?

Голландские художники Дав Малдер и Луиза Дегенер угощают кофе в стаканчиках из гипса участников перформанса «Утопическая кухня».

– То, что на фабрике-кухне принято решение сделать новый Средневолжский филиал Государственного центра современного искусства, – очень важно для Самары, региона, страны и международного сообщества. Центров современного искусства в России сейчас семь, включая Москву. В Самаре появится восьмой.

Это будет большой полифункциональный центр, который займется образовательной, выставочной, издательской деятельностью, работой с разными социальными группами. В целом это поможет поиску новых коммуникаций между сообществом и культурными инициативами.

Мы с Романом (Роман Коржов, супруг Нели – «МК») в Самаре в 1997 году создали общественную организацию «Центр современного искусства». Это была первая профильная организация, занимающаяся культивированием и популяризацией современного искусства. С 2007-го в Самаре работает отдел Поволжского филиала Центра современного искусства, и сейчас мы видим постоянное приращение аудитории.

К сожалению, пока еще все главные события современного искусства происходят в Москве и Питере. Но уже есть мощные центры в Нижнем Новгороде, Екатеринбурге, Калининграде, Томске, Владикавказе. Создание нового центра на Средней Волге поможет укрепить ситуацию с децентрализацией современного искусства в целом и кардинально изменит ее в нашем регионе.

Связь менталитета с простором

– Так сложилось, что в Самаре в последнее время современное искусство оживает только на период Ширяевской биеннале, акциях «Ночь в музее» или на фестивалях типа «Мастерство» и «Берег утопии» в Литературном музее.

– Я так не считаю. Я много езжу и могу авторитетно сказать, что Самара – один из немногих городов России, где современное искусство есть по факту. Кстати, приятно отметить, что это мнение подтверждается многими профессионалами. Например, известный куратор Дэвид Эллиот в интервью на вопрос «Где есть современное искусство в России?» сказал: «Я с удивлением обнаружил арт-сцену в Самаре». Это большая заслуга нашего культурного сообщества.

Что значит «искусство оживает»? Ширяевская биеннале – большое мероприятие, на подготовку которого нужен длительный период. Искусство есть тогда, когда есть его носители – художники, поэты, музыканты... Они делают город культурным. Естественно, если вы музыкант, то не даете концерты с утра до ночи.

Отличие искусства от массовой культуры заключается как раз в том, что оно не должно постоянно работать в режиме презентаций. Нужно время для философского осмысления и фиксации мировоззренческих изменений.

В целом среди горожан здесь существует ожидание событий современного искусства. В городе есть свое арт-комьюнити, оповещающее аудиторию о происходящем и собирающее массы людей. Кстати, за счет этого мы не тратим особых усилий на рекламу.

– У вас есть возможность наблюдать жизнь самарского искусства в сравнении с российским и европейским. В чем состоит специфика местного?

– Идентичность – вещь, которую нельзя нащупать так быстро, потому что она складывается в течение более длительного периода. Идентичность самарского искусства во многом связана с нашим ландшафтом, с отдаленностью от центра. И с историей, конечно, с купечеством, и с временами запасной столицы. Но особый художественный взгляд все-таки сопряжен с линией горизонта. У нас какая-то особая связь менталитета с простором. С излучиной Волги, которую не удалось затопить водохранилищами, и она сохранила русло, чистоту и быстрое течение.

– Почему больше нет фестиваля «Правый берег»? Ждать ли его возрождения?

– Пока секрет. Это очень интересная инициатива, и хотелось бы, чтобы она жила. Знаю только, что она готовится и проводится всегда быстро и спонтанно.

– Обычный человек, сознание которого не ориентировано на современное искусство, считает, что нынешний художник – тот, кто собирает из подсобного материала произвольную конструкцию, придумывает для этого концепцию и называет инсталляцией. Что бы вы сказали этим людям?

– Однако все понимают строки «… когда б вы знали, из какого сора растут стихи». Новый язык требует изучения.

Ваш вопрос подразумевает неприятие современных методов. Ну, что сказать? Это нормально. Все люди делятся на тех, кто поддерживает инновационные вещи, и на приверженцев традиций. Зайдите в аптеку: одни хотят купить проверенный анальгин, другие – новый темпалгин. Так и здесь: люди, стремящиеся к новому, – за контемпорари-арт. Конечно, будущее за новым. Но я не встречала городов, где бы все повально любили современное искусство.

Проект Ширяевской биеннале «Бурлаки: между Европой и Азией» стал одним из самых масштабных по количеству публики.

Вопрос о приверженности к типам «инновационного» не простой, там задействовано много культурных кодов. Важнее вопрос о том, что мы считаем правдой и порядочностью. Что происходит с образованием? Что транслируется центральными медиа?

Вопрос о принятии современного искусства тесно связан с пониманием общих процессов в культуре, открытиями в сфере коммуникаций, научными изобретениями, развитием прав и свобод человека. Когда сформировано свободное общество, происходит и более пристальный разговор о современном искусстве.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру