Из досье "МК в Самаре"
Бизнес-инкубатор «Ингрия» был создан в 2008 году в Санкт-Петербурге. В 2011-м инкубатор вошел в пятерку лучших по рейтингу журнала Forbes и на сегодняшний день признается одним из самых успешных в стране. За это время его специалисты помогли более чем двумстам стартапам сделать первые шаги на рынке, сформировать команду, получить инвестиции и найти клиентов. А резиденты привлекли более 1,5 млрд рублей инвестиций. Эксперты инкубатора работают с высокотехнологичными малыми компаниями, нацеленными на коммерциализацию инновационных продуктов и разработок. В 2014 году «Ингрия» стала оператором проекта РВК по развитию трансфера технологий в вузах и научных организациях России.
– Как вы оцениваете уровень развития инноваций в Самаре?
– Последние три месяца от своих знакомых много слышал про Самару в контексте развития инноваций и университетского предпринимательства. В Москве - достаточно идей, Санкт-Петербург подходит к этому насыщению. Ситуация, когда все концентрируется в столице, мне не очень нравится. В регионах сосредоточено множество компетенций. Так, в Самаре развит аэрокосмический кластер, автомобилестроение. На мой взгляд, сейчас надо ресурсы больше распределять по регионам, потому что, если все сосредоточить в одном месте, — это не интересно и кончится тем, что будет не Российская Федерация, а некая пустошь и Москва. Это абсурд.
Если говорить про стартапы, то все основные организации поддержки — в Москве, но народ не хочет уезжать из регионов. Давайте будем честны - и у нас в Питере, и в других городах - мы очень комфортно чувствуем себя в своем городе и переезжать не хотим. Стартап-среду для всех инновационных предприятий России в одной только Москве не создать. Сейчас надо поднимать ресурсообеспечение в регионах. В идеале я вижу, что через пять лет делать стартап в регионе будет так же легко, как и в столице.
– Пять лет – значительный срок для чиновников и даже для большинства бизнесменов. Все желают, чтобы инвестиции в инновационную среду и в стартап окупались максимально быстро.
– Эту позицию можно и нужно менять. Чтобы инкубатор «Ингрия» полностью заработал, потребовалось 4,5 года. Сначала уровень проектов был просто плачевный, сейчас с улыбкой вспоминаем «инновационный» проект производства презервативов, которые можно надевать одной рукой. Сейчас мы вышли на 100% заполнение инкубатора, и это действительно серьезные научные проекты в разных сферах. В последние годы мы работаем уже над расширением партнерства с регионами, зарубежными организациями, вузами. В этом году вместе с «Российской венчурной компанией» очень плотно погрузились в университетскую среду, где продвигаем тему трансфера технологий, реализуем проект по развитию инновационных экосистем.
– Что такое университетское предпринимательство и существует ли оно в России?
– Оно существует. Есть достаточно успешные компании, вышедшие из университета. Но большинство компаний, организованных в вузах, созданы только на бумаге, чтобы отчитаться или получить гранты. Это позиционируется как бизнес, но таковым не является.
Я уверен, что при всех разговорах о плохом состоянии российской науки (что отчасти правда, отчасти – нет), при всем печальном состоянии российской индустрии (что также правда лишь отчасти) инновационное предпринимательство вполне может работать. Есть университет, есть индустрия, и они сотрудничают через малые инновационные предприятия. Я не верю в то, что тяжелые университетские проекты могут выйти на массовый рынок, хотя нельзя такие вещи исключать. Но я верю, что университетские стартапы и МИПы (малые инновационные предприятия – «МК») – это прекрасный инструмент, чтобы доводить проект до его востребованности в промышленности. Эти малые компании сейчас находятся в плохом состоянии, за исключением ИТ-индустрии.
– Почему ИТ здесь выделяется?
– Потому что в 90-е годы, когда все пилили активы, айтишников просмотрели. У них не было активов, и они росли без пригляда соответствующих структур. Айтишники работают быстрее – развернул бизнес, свернул, очень оперативная деятельность. В итоге стали индустрией. В других отраслях расхватали заводы и производства, и сейчас огромные состояния российских миллионеров – это деньги из заложенных активов. Люди жили сегодняшним днем, но сейчас ситуация меняется. Прошел очередной передел собственности, когда новые собственники приобретали или «отжимали» активы, чтобы с ними жить. А чтобы жить – рентабельность должна быть другой. Поэтому сейчас появляется запрос на инновации, пока что слабый, но со временем это будет развиваться.
Мы видим, как меняется парадигма бизнеса в России. И это представляет массу возможностей, в том числе и для вузов. Есть определенный круг компаний, которые серьезно заинтересованы в контактах с разработчиками. Это средние компании, выросшие из мелких. Крупные игроки на рынке не проявляют такого интереса, так как они либо обходятся своими силами, либо не видят необходимости в инновационном развитии. Впрочем, сейчас обстановка такая, что даже «Газпром» стал приходить в вузы и спрашивать, что вы делаете, что можете предложить. Раньше институты развития ошивались под дверью газовиков и нефтяников. Сейчас сырьевики поняли, что им технологии никто не продаст, а если продаст – то за огромные деньги, и остро встал вопрос работы с инновационными стартапами.
– Вместе с бизнесом меняется и университет?
– Да, меняется и парадигма высшего образования. Это происходит не только в России, во всем мире. Если студент может заниматься предпринимательством в рамках университета, он, скорее всего, останется в университете и после выпуска, и из него получится прекрасный преподаватель. И это расширение возможностей сейчас начинает концентрировать вокруг университета самых разных людей. Университеты перестают заниматься только учебой, это площадка для саморазвития.
– Лекция в Самаре была посвящена трансферу технологий. Как это работает?
– Трансфер технологий в общем смысле – это передача технологического ноу-хау от одного учреждения другому. Предприятие покупает у университета разработку. Есть три основных варианта, как это можно сделать: купить готовую продукцию, купить технологию и внедрять ее на своем предприятии или можно приобрести целиком инновационную компанию, как покупают стартапы.
Проблем в техтрансфере в России несколько. Основная – это большой разрыв между индустрией и университетами. В советское время существовали отраслевые институты, которые внедряли разработки научных учреждений в промышленность. Это осталось в прошлом, а новый механизм трансфера технологий в постсоветской России пока не сформировался. Еще одна проблема заключается в том, что российская индустрия не очень восприимчива к инновациям. Это происходит из-за снижения конкуренции под влиянием внушительной государственной поддержки отечественного производителя. Еще одна важная проблема связана со сложностью оценки интеллектуальной собственности, которую необходимо провести, прежде чем ставить ее на баланс. Неправильная оценка может привести к неприятным последствиям. Здесь есть законодательные проблемы, над которыми мы сейчас работаем совместно с РВК.
– Как вы видите университет будущего?
– Это место, где сосредоточены ресурсы и люди, которые могут служить проводниками по этим ресурсам. Под ресурсами я понимаю и знания, и инфраструктуру. Университет будущего – это когда в среде достаточно ресурсов, и самым главным является их сборка под конкретный проект. Инновационному проекту не нужно будет покупать дорогостоящее исследовательское оборудование – оно есть в университетах. Не нужно приобретать промышленное оборудование, станки – они есть на предприятиях.
У университета будущего, конечно, останутся очень серьезные образовательные и научные функции. Мы живем не в ситуации дефицита, а при большом количестве доступных ресурсов. Например, если в вузе установлен электронный микроскоп, нужно ли покупать такой же соседнему вузу? Нет, не нужно. Надо просто отладить систему взаимодействия и понять, почем вуз может сдавать в аренду свое оборудование. Главная проблема сейчас – в нехватке информации. Бывает, что даже в одном университете ученые могут не знать об оборудовании. Университет будущего – это концентрация ресурсов и ссылок на них. Место, где люди работают совместно и помогают друг другу находить пути к ресурсам.
– Вы думаете, что вуз может стать интернет-площадкой?
– Это может быть электронной площадкой, но я не верю, что когда-нибудь взаимодействие людей через электронные средства связи заменит теплое общение вживую. Конечно, в недалеком будущем появятся университеты, работающие как электронные площадки. Но я верю, что химию личного общения ничто не заменит.
– В чем суть вашего проекта с РВК?
– Технологии приносят университетам в Израиле примерно в сто раз больше доходов, чем вузам в России. Мы хотим это исправить, задать определенный вектор развития вузовских бизнес-инкубаторов, центров трансфера технологий и подобных структур. Их сейчас много, но далеко не все работают эффективно, чаще мы встречаем ситуацию, когда они выполняют узкие, сервисные функции, связанные с патентованием и тому подобными вещами. Работа, конечно, полезная, но, напомню, это одна сотая от возможных результатов. Для полноценной работы не хватает, прежде всего, коммуникации – как с промышленностью, так и с разработчиками, со студентами и преподавателями. Поэтому главное – сформировать сообщество, как мы говорим, «лидеров изменений», готовых работать по новым принципам, знающих университетскую среду, промышленность, понимающих специфику технологий. Собственно, нынешние встречи и семинары – это часть этой программы.
Справка "МК"
В Самаре по данным НП "Региональный центр инноваций" на октябрь этого года на базе университетов реализуется 217 инновационных проектов.
• Самарский государственный медицинский университет (СамГМУ) – 50;
• Самарский государственный технический университет (СГТУ) – 102;
• Самарский государственный аэрокосмический университет (СГАУ) – 32;
• Тольяттинский государственный университет (ТГУ) – 18;
• ПГУТИ, СГУ, СГЭУ, СГУПС, СГАСУ, СГСХА – всего 15 проектов.
